Алиса Фрейндлих

Настоящая книга - своего рода записки зрителя. В них нет последовательного, ровного отчета обо всех ролях. Автор стремился по возможности точно отразить искренние впечатления современника. А они, во-первых, были разными по силе и, во-вторых, собирались вместе, объединялись, длились. Между тем в книге довольно полно представлены основные театральные и киноработы актрисы. 
В живом рассказе автора читателю представится возможность непосредственной встречи с Алисой Фрейндлих. Кроме многочисленных фотосвидетельств в книгу включены шесть интервью с актрисой.

Но у этой книги, во всяком случае, одно преимущество. То есть у ее автора. Цело в том, что перед вами своего рода записки зрителя. Они должны явиться подлинным свидетельством виденного и пережитого.Правда, слово «зритель» чуть холодноватое, наблюдательное. Все, конечно, не так. Особенно когда речь идет о Фрейндлих. Пытаюсь передать ее значение в жизни зрительских поколений. В книге нет последовательного, ровного отчета обо всех ролях.

Стремлюсь по возможности точно отразить искренние впечатления современника. А они, во-первых, были разными по силе и, во-вторых, собирались вместе, объединялись, длились.

О сценических созданиях актера, оказывается, рассказать очень трудно. Вроде бы вот актер весь налицо: ходит, смотрит, говорит. Но когда уверенно беретесь обо всем этом поведать другим, вы с угнетающей очевидностью замеча­ете вдруг: разве это я про Фрейндлих говорю? Те же самые слова можно было бы сказать и про Н., и про М.— ничего не придется менять. Сто раз вспомнишь простые и мудрые слова из «Маленького принца» Сент-Экзюпери: «Самого главного глазами не увидишь». Сущая правда. Говоря окаждой роли, о разных ролях, надо еще как-то суметь настроиться на волну другой жизни, уловить то, что глазами не увидишь. Хотя все равно отталкиваешься, ясно, от видимого и слышимого.

Весной 1956 года я первый раз в жизни встретил Алису.

Она училась в Ленинградском театральном институте. И шла вниз по его цент­ральной лестнице — той, что сразу против входа.

На Алисе была шляпа с низкой тульей и широкими полями. Алиса шла легко, весе­ло. Она улыбалась. Лицо ее, ни на чье другое не похожее, как бы предвещало — без всякой важности или многозначительности, а естественно и просто, само собой,— что этот человек понимает, знает, может такое, чего не далось большеникому.

Я, случайный свидетель, пришедший в институт по своим делам, был поражен встречей.

Теперь у меня уже долголетние основания для того, чтобы самому вдуматься и сделать попытку другим растолковать искусство Алисы Фрейндлих. Именно понять и попытаться растолковать.

Можно было пойти иным путем. Например, одарить читателя рассказом о веренице побед и шуме славы. Возможности для этого, как всякий понимает, есть. Однако, на мой взгляд, неразумно и странно было бы представлять себе дело так, что настоящий человек, наделенный настоящим талантом, если он овеваем дыхани­ем собственной славы, неминуемо должен быть превращен жизнью в уверенного носителя этой славы, в сосуд или монумент своего величия. Такие славоносители бывают.

Только все-таки хочется верить, что это случаи неистинные, обманные. Что же касается нашей героини, она, напротив, вечно тревожится. Она часто недовольна тем, что сделала или делает. Ее жизнь — история непрестанных трудов, преодолеваемых препятствий.

Можно избрать еще один путь в освещении темы: оснастить книгу разнообразными документами, историческими сведениями и параллелями. Однако поступь истории не должна же в этом случае заглушать биение единственной в своем роде жизни. Конечно, с историей она тесно соотнесена, но все же не представляет собой только иллюстрацию к ее ходу.

Стало быть, здесь рассказ об одной жизни, яркой, необычной. Но и одновременно многим похожей на наши, потому способной вдвойне заинтересовать любого. Теперь надо объясниться по одному деликатному поводу. Кому-нибудь может показаться нескромным авторское «я» на страницах книги. Между тем оно для того и появляется, чтобы снять со сказанного оттенок претензии на окончательность суждений, на сугубо объективный, научно выверенный разговор.

Позвольте, скажет читатель, разве вы не хотите быть объективным, опираться на знание дела, проверять свои мнения, прежде чем выносить их к другим? Отвечу: несомненно, любой честно трудящийся человек ко всему этому стремится. Как же иначе?!

Но что важней в нашем случае: отсечь все свое многолетнее зрительское волне­ние, все радости и беспокойства, связанные с Фрейндлих, все то, что благодаря ей узнано и понято, убрать все эти леса, с помощью которых возводится кни­га,— или...

Собственно, никакое «или» просто невозможно. Выбора нет. Иду своим путем. При этом, вопреки первоначальному авторскому намерению, обнаружилась внутренняя полемичность.

Актер, который привлекает к себе общее внимание, существует в плотной среде откликов, споров, различных взглядов. Все они включаются в жизнь самого актера и в жизнь неслучайного его зрителя.

Одни критики и зрители видели, допустим, в созданной Фрейндлих Катарине из шекспировского «Укрощения строптивой» каскад театральных изобретений, вольности темперамента, шум и краски. Я сквозь все это и за этим слышал, переживал, ценил иное, необходимое и сильное, о чем еще скажу. Короче говоря, для меня, как и для многих (отнюдь не для всех), Алиса Фрейнд­лих — живое воплощение самой души актерского творчества, пример восхожде­ния к истинно «глубокому театру». Говорю так, приложив к искусству сцены известные слова Г. М. Козинцева о «глубоком экране».

Такие биографии, как у Фрейндлих, просто неотрывны от многих вопросов более широкого порядка. В нашем рассказе они неизбежно отразятся. При всем том читателю дана возможность и непосредственной встречи с героиней книги. Для этого, кроме многочисленных фотосвидетельств,— специальная тет­радь «Шесть интервью с Алисой Фрейндлих», включенная в книгу. Но пора уже от введения переходить к самой нашей истории. Пора открывать занавес.